- Сукин сын! - выдохнула Марта. Кинжал не влез в ножны, руки у нее дрожали.
- Я, конечно, не настаиваю, двести флоринов больше, чем ничего.
- У меня нет трехсот флоринов. И двухсот тоже нет. Они не отдают мне деньги, - призналась Марта, - они хотят видеть юридически значимое доказательство смерти Маркуса.
- Тогда четыреста, и я помогу тебе получить деньги. Согласись, остаться без четырехсот флоринов не так печально, как остаться без десяти тысяч.
- Жалкий зубодер, ты совсем обнаглел? - Марта подошла к сундучку со своими вещами и вытащила оттуда аркебузу, приклад которой был украшен цветными гвоздиками, - У тебя не было столько пациентов, сколько я убила мужчин! Ты будешь не вторым и даже не сто вторым!
- Я же не прошу деньги вперед, - вздохнул Бонакорси, - если ты не доверяешь мне, может быть, маэстро Горгонзола вызовет больше доверия?
- Он тоже здесь, в Генуе?
- Да. Как раз его мастерскую я предлагаю тебе как убежище. Собирайся. Сразу у выхода - закрытый паланкин.
Мастерская художника, в отличие от гостиницы или монастыря, не говоря уже о жилых кварталах, это такое место, к которому требования общества, касающиеся конформизма, сильно занижены. В мастерскую могут привозить в любом количестве любые материалы - мрамор, бронзу, ткани. В мастерской могут устроить литейную и сжигать немыслимое количество дров каждый день. В мастерской могут строить корабль на колесиках или дракона на шагающих лапах. В мастерскую могут приходить люди из всех слоев общества и всех возрастов - от богатых заказчиков до нищих претендентов в подмастерья. Даже если на огонек заглянут ведьмы с шабашем, видавшие виды соседи и ухом не поведут.
Художнику, в отличие от ремесленника, позволено многое. Его не контролируют гильдии. Он может работать ночью. Ему простительно бывать пьяным и устраивать глупые розыгрыши. Ему не завидуют, когда он вдруг становится богат, потому что слишком часто богатство творческого человека сменяется бедностью. Его не осуждают за резкие вспышки эмоций и за периодические депрессии. Все почему? Потому что непреходящей жизненной ценностью считается стабильность бытия, бережно передаваемая от поколения к поколению, которую Бог не даровал творческим людям.
Горгонзола вписался одним из проектировщиков и ответственных производителей работ в недавно начатое францисканцами строительство Базилики святейшего Благовещения. Под мастерскую он снимал дом неподалеку. Поскольку строительство шло по-средневековому неспешно, он занимался всеми возможными подработками, связанными с живописью, скульптурой и архитектурой. Конечно, не один, а с уже сработавшейся за год бригадой из своих родственников и местных специалистов.
- Они боятся поверить, что Маркус мертв? - переспросил Горгонзола, - тогда пусть они поверят, что он жив. Но это тебе будет дорого стоить.
- Ты вызовешь его дух? - вздрогнула Марта.
- В некотором роде. Маркусом будет он, - Горгонзола указал на Бонакорси.
- Я? - удивился тот.
- Если бы под рукой не было тебя, я бы не стал и начинать. Но ты в некотором роде его ученик, некоторые его жесты и фразы ты копировал все те годы, пока был лейтенантом стражи в Ферроне.
После битвы при Мариньяно, Маркус провел некоторое время в многократно уже упомянутой Ферроне - маленьком городке на венецианской территории. Его задачей было навести там порядок, с чем он успешно справился, перетряхнув всю управленческую структуру. Пользуясь случаем, начинающий уличный зубодер Бонакорси поднялся при Маркусе до лейтенанта городской стражи, на каковой должности и провел больше четырех лет, вернувшись к медицинской практике после очередной смены власти в городе.
- Но разве я внешне похож на него?
- Не очень, но мы сделаем, чтобы был похож...
- Нет! Не надо лить на меня кипящее масло!
- Я сделаю маску на половину лица, которая будет точь-в-точь как ожог у Маркуса.
- А остальное? - удивилась Марта, - Маркус был на два дюйма выше, у него был не такой нос, другие уши, совершенно не такой взгляд, другая походка, волосы заметно светлее. По его рукам было видно, что он часто стреляет из порохового оружия, а у нашего актера руки врача.
- Это все решаемо, - ответил живописец, - Зато глаза тоже серо-голубые, похожий овал лица, телосложение не сильно отличается. Я бы не взялся сделать Маркуса из круглолицего и кареглазого толстячка.
- Но в Банке есть люди, которые видели живого Маркуса.
- Когда? Семь-восемь лет назад? Антонио не будет похож на Маркуса, который провалился в ад тогда и вылез сейчас в таком же виде. Он будет похож на Маркуса, который прожил восемь лет, полных событий, и не заинтересован, чтобы его узнавали.
- Рискнем? - спросила Марта.
- Рискнем! - ответил Бонакорси.
- Это будет стоить тысячу флоринов, - сказал Горгонзола.
- Согласна, - махнула рукой Марта. Других вариантов у нее не было, она бы согласилась и на две. Горгонзола заломил бы и три, но он не знал, насколько велико это наследство.
4. На службе короля Франциска
Ноябрьская Генуя Максимилиану скорее не понравилась, чем понравилась. Как он давно заметил, чем город больше, тем город грязнее. Ладно, хоть Геную омывало море, в которое смывался весь городской мусор. В Париже моря не было, а мусора накапливалось не меньше. Совсем другое дело маленькие немецкие городки, где отходов производится столько, сколько поедают местные свиньи.
Море Максу тоже не понравилось. Зачем кому-то нужно собрать в одном месте столько грязной и негодной для питья воды? Совсем другое дело чистые горные озера нижней Германии или Лотарингии. И рыбу ловить, и с девушкой на лодке покататься, и пить можно, не боясь поноса.
Еще Максу не понравился местный климат. В приличных странах зимой лежит добрый чистый снег. А в неприличных вместо снега лежит дождь. Как красиво можно выехать настоящей зимой в город, в плаще на меху и в теплой шляпе из фламандской шерсти, на коне, покрытом яркой попоной. Какая зимой замечательная охота по свежему следу! Провезти по деревне тушу оленя или кабана поперек седла, чтобы мужики почтительно кивали, а девушки строили глазки...
Обычно благородные господа, приезжая в город, где у них нет родственников или друзей, снимали апартаменты у каких-нибудь владельцев большого дома, дворян или купцов. Часто дома даже строились так, чтобы были помещения для хозяев и помещения под сдачу. Конечно, это выходило дороже, чем гостиница, зато к услугам господ были комнаты с приличной мебелью и отделкой и вышколенные слуги вместо гостиничных проходимцев.
В Генуе ничего подобного не получилось. Для французов свободных комнат не было нисколько ни у кого. Лучшее, что нашлось, это портовая гостиница "Капитан", где принимали всех, были бы деньги. По крайней мере, в "Капитане" селились морские офицеры, а не матросы.
В первое же утро де Вьенн посчитал нужным встретиться наедине с губернатором Генуи Оттавиано ди Кампофрегозо. Максимилиан воспользовался свободным временем, чтобы посетить с рекомендательным письмом школу фехтования сеньора Антонио Кокки, прошлое которого было весьма бурным, а будущее выглядело довольно благополучным.
Сеньор Кокки радушно принял гостя с рекомендательным письмом от коллеги Альфредо Антеллези из Милана. Альфредо рекомендовал товарищу проэкзаменовать своего ученика, доброго рыцаря из французской земли, который исправно посещал занятия не менее года и постигал основы болонского длинного меча.
Кокки заподозрил подвох, с чего бы вдруг именно этот ученик такой особенный. Но, проведя продолжительный поединок, нанес французскому рыцарю пять уколов и получил в ответ всего один. Снимая перчатки, экзаменатор вынес вердикт.
- Очень хорошо, молодой человек. Сила, скорость, тактика в конце концов.
Рыцарь довольно улыбнулся. Улыбка делала его заметно моложе. Или показывала истинный возраст?
- Но вот ноги Вы ставите категорически неверно.